wikipedia.org 

Что такое Байкал?

Возможно, песня. Разбойничья. Ее можно послушать или сложить заново. Но все равно не поймаешь, не поймешь - что это и как это?

Вот синяя лента в волосах бегущей вдоль полоски леса и пологого склона девушки - это Ангара. Это понятно.

А потом?

Потом, с шаман-камня, шершавого, что щетина, отлогого бережка, спустившегося, словно изюбр, попить и вычерпать свое отражение, докопавшись до своей сути, начинается невнятный, словно грозовые раскаты, звук.

Звук неясный и неотчетливый, но сочный, как будто речь идет об олене, который рогами задевает за край неба. Или о зеркале.

Если посмотреться в него, можно увидеть не только звезды, млечный путь, можно узнать судьбу. Байкал – вечность, передаваемая воздушно-капельным путем!


Баргузин – ветер. По байкальским меркам просто рябь. А вот если вдруг случится сарма, тогда молодец уже, считай, приплыл. Сарма – это дикое племя, ставшее ветром. Оно пожирает все живое на своем пути. И выплескивает бродягу из омулевой бочки, как букашку.

Байкал – это бокал с ядом, искушение, испытание, запятая после того, когда всадник на коне бледном из Апокалипсиса остановится, чтобы напоить коня.
Все здесь, в этой песне, в этой словесной круговерти названий и имен, сказочно до приторности и жутко.

Омуль – байкальский призрак, прозрачный полуаккорд, вкус омуля – соленый поцелуй. Слезный, словно прощание. Хотя на вид – обыкновенная селедка. И даже не самый вкусный - именно байкальский. На Ангаре, той самой, что красива и стремительна, как укус змеи, вкуснее. На Ангаре ему надо бороться за жизнь, сопротивляться мощному течению, а в омулевой бочке все спокойно, пресно и приторно.

Омуль – словно нуль, вывернутый наизнанку. Восклицательный знак!

А Акатуй – это свинцовые рудники, каторга. По-бурятски – Аха или Ахата, что значит старший. Акатуй – самая старшая гора, самая высокая, самая страшная. Почти 200 лет тому назад на Акатуе был открыт серебро-свинцовый рудник. А еще спустя какое-то время - каторга.

Байкал – байгал делай, бурятский бог. Он может миловать, а может и уничтожить все живое.

А зачем еще кто-то и что-то, если уже есть Байкал? Он и есть живое существо. Большая рыба таймень, которая иной раз залавливает рыбака на крючок и топит в синей пучине вод.

Тяжкие цепи Акатуя уже не сбросить. Горные цепи Саян опоясывают тебя, как петля.


И не отпускают!


Байкал – воля, волюшка. Разбойная краса. Взгляд без поволоки, острый, как бритва. Так вот кто-то берет твою душу в ладошку и уносит туда, за холмы, обрамленные белоснежными барашками облаков и Саян. И нет больше ничего, что не Байкал. А ничего, что не Байкал, и нету.

Я теперь понимаю, чего мне не хватало у великого и горделивого в своей строптивости Мичегана. Не хватало именно этого подрамника, холмов, а в апреле еще и не растаявшего льда вперемешку со снегом возле берега.

А летом и осенью Байкал меняет цвет, летом он синий, а к осени - словно вылинявший.

Мичеган ухожен, как пенсионер, выводящий на прогулку старого мопса. А Байкал дик, вихраст, задирист.

Байкал – это бокал с ядом. С этого момента и навсегда жизнь без Байкала отравлена. Она не имеет смысла без Байкала, вне его - за тобой по твоему следу идущего зверя.