 wikimedia.org
Юрий Валентинович Трифонов – писатель оттепельный. Не в том смысле, какой мы привыкли связывать с этим понятием. Хотя все основания для этого имеются. Родители – пламенные революционеры, в дальнейшем репрессированные, но, однако, первый его роман "Студенты" был удостоен Сталинской премии.
Вот ведь была такая писательница - Дора Павлова с романом "Совесть", в котором разоблачался "культ личности". И кто сейчас помнит про Дору Павлову? А Трифонов – почти классик. Тихий лирик в прозе. Доживи Чехов до коллективизации, военного лихолетья, 60-х, он был бы Трифоновым. А может, и нет. Трифонов бежит определений, рамок. В том числе и жанровых. Твардовский сватал Трифонова к рассказам. И, в общем, был прав.
"Вот так рассказ! О самом главном, что должно бы составить его рассказ, автор ничего не хочет рассказывать"… Эти слова Трифонова о Чехове можно сказать и о самом Трифонове. Трифонов никому ничего не навязывает, не назидает. Не нависает, словно утес, с проклятым вопросом.
И еще Трифонов - очень московский. А Москва, и в этом ее непреходящая прелесть, словно ландыш сквозь снежную коросту, прорастает к свету, какие бы беды и времена ни леденили душу.
Московский текст русской литературы обогатился в его текстах целым рядом топонимов. А "Дом на набережной" стал символом эпохи!
И все же трифоновское слово - теплое. Даже названия его романов и рассказов способно согреть в стужу: "В грибную осень", "Далеко в горах", "Записки соседа", "Конец сезона", "Долгое прощание" и т.д.
О чем они? Трифонов в своих, особенно поздних вещах как будто не договаривает. И от этой недоговоренности так щемит сердце…
В комнате совсем смеркалось, но Надя, не зажигая света, одеревеневшими руками стала втаскивать тело Антонины Васильевны на кушетку, шепча одно и то же: "Сейчас, сейчас, мама, сейчас, сейчас, сейчас. |
"Он был высоким, крупным, неторопливым, говорил всегда медленно, замечательно знал историю, любил и жалел людей, особенно старых… Любил собак и приблудных гнилоглазых котят, легко прощал людей…" - вспоминает о нем вдова писателя Ольга Романовна Трифонова.
Так и слог его, неторопливый, раздумчивый. Но обязательно с задушевной интонацией. Добросердечие почти старинное, московское.
"Долгое прощание" - как раз об этом московском житии-бытии, московских закутках, улочках, загогулинах и тупичках людских отношений, мелочах, честности, подлости, любви и нелюбви. И казалось бы, время этих мелочей безвозвратно ушло. Но через Трифонова оно прорастает в сегодняшний день. Я просто уверен, что люди, помогающие сегодня неимущим, больным и слабым, – это читатели Юрия Трифонова. Трифонов, как и его любимый Чехов, подмечал в человеке маленькие слабости, но словно оправдывая их.
 wikimedia.org
|
Скупенек, чего говорить. Да ведь жизнь несладкая: какой год бьется, а толку нет. Никто его пьес не берет, киносценариев тоже. А пишет неплохо, замечательно, талант большой. Не хуже, чем у других-то. Про восстание в Сибири давал читать: здорово! Язык очень хороший, крепкий, факты богатые. Видимо, связей не хватает. Там ведь без этого никуда. Сто лет будешь биться – все впустую, даже не думай… |
Написал, а как будто улыбнулся. Но не зло, добродушно. По-московски. Без осуждения, без тягостного выяснения отношений: кто виноват и что делать?
|
|
|